Говорят, что стоит только захотеть очень сильно, чтобы какое-нибудь твое желание исполнилось, только захотеть настолько сильно, чтобы сквозь себя пропускать эту невероятную энергию, ощущать ее нити пальцами, так это желание обязательно воплотиться в жизнь. Потому что эти нити будут не иначе чем паутиной, которую ловко сплетя, можно будет расставить в своих собственных целях.
К сожалению, а может быть и к счастью, Вивьен никогда не расставляла паутин, чтобы найти кого-то, кто бы вообще вытащил ее из этой беспросветной нищеты, морального уродства. Поэтому, до сих пор находилась в этом, грубо говоря, бизнесе, принося немалый доход. Она была хорошей. Хорошей во всех смыслах. И ради этого иногда к ней приходили повторно, затем еще раз…вновь и вновь, пока, в конце концов, Вивьен не меняла место своего обитания, своей рыбалки.
Если бы ее образ можно было бы перенести на хищную рыбу, то она бы непременно стала бы барракудой, которая является обладателем не только идеально-вытянутого тела, но и отменных зубов, на которые она нанизывает тело жертвы, а затем поспешно съедает.
Она никогда не плела паутину для того, чтобы кого-то поймать для себя. Она вообще никогда не плела паутину и ей было неведомо то, как и что для этого делают. Да и не плела бы она все равно этой чертовой паутины, даже если бы знала, как. Она действовала не из засады, а прямо, в лоб, ибо люди больше всего одуревают, когда им все напрямую делают. Ведь привыкли же за долгие столетия, что эта охота долгая должна быть, полная опасностей, ловушек и всяческих закорючек – у Вивьен все было проще. По ее мнению, лучше сразу все решить, чем потом мучить себя.
И из раза в раз девушка понимала лишь одно – чем лучше она отточит свою технику, тем больше шансов у нее будет в последующем на лучший улов.
Нынче ночью она вновь собиралась становиться на новое старое место. Два года работы за плечами, прозвище Флер-де-Лис за все ее заслуги, практически любой, кто вертится в этом суровом дерьме, знает, что она такое. А что с этой ангельской душой сотворили эти два года непроходимого блядства? Изворотили, избороздили полосами жеманства и лжи, но, никто никогда ни за какие деньжища не сумеет выбить из нее этой грустно-горделивой уверенности в добро. Она прямо в глазах ее светиться маленькими светлячками, жаль, что так редко теперь, ведь все больше масок себе создает, дабы спрятать за ними свою ранимую, трепетную натуру. Ну да так все делают, согласитесь.
Цокот каблучков, шорох платья. Сегодня кремовое, расшитое крупными красными розами и с огромным, атласным бантом на талии. Вырез в рюшечках, все дела, в ушах звенят кольца псевдо золота, а на пальцах переливаются вроде как драгоценные камни. Но эти длинные, чудесные волосы цвета смолы переплетены настоящими лентами синего и красного шелка. Хоть что-то.
В полу прикрытых, надменных глазах, которые обычно равнодушно и ленно взирают на всех этих клиентов или просто зевак, тускло светит мотылек, порхающий где-то глубоко внутри – настроение сегодня не выдалось по многим причинам, о которых нет смысла говорить ныне.
Оголенное плечо кокетливо выставлено на показ, словно говорит за пленяющий переход от тонкой, жилистой шеи до ключиц и далее чуть ниже.
Жертва – ее Вивьен определяла моментально. Для себя, по крайней, ведь иногда товар должно показать, чтобы его захотели взять. Щетина. Девушка всегда стремилась больше к тем, у кого была на лице щетина, потому что это не только означало, что перед ней не сосунок, едва ли умеющий сунуть туда, куда надо, но, возможно, который умел нечто большее, чем среднестатическая персона. Да и потом, чисто на подсознательном уровне для Вивьен щетина и взрослый мужчина стояли на одной линии, а будучи особой весьма тяжело раненной в детстве, она искала любви у особей намного старше ее.
Он тоже искал. Скользил взглядом, прицениваясь, ища товар получше для себя. Некоторые особы, тоже заприметив особенно привлекательную для них особь нарочито выставляли свой пышный бюст, или задирая нижнюю юбку платья или…много еще чего. Вивьен не сделала ни того ни другого, ни третьего.
Она просто выпорхнула из общего ряда разодетых красавиц и не очень, на секунду помедлило, а затем, походкой, волнующей, чуть танцующей, пристукивая себе в такт кастаньетами, Флер-де-Лис сделала обернулась вокруг выбранной жертвы, опустив чуть трепещущие длинные ресницы вниз, не смея поднять взгляд.  И после такого ритуала, остановившись слишком близко даже, Вивьен с каким-то загадочным лицом, по прежнему не поднимая глаз, принялась стряхивать с плаща пыль.
- Laguna*, мне карты сказали, что сегодняшняя ночь лишь для нас двоих будет хорошей. – полу шепот, или очень бархатистый голос. Но…Вивьен всегда оставляла право выбора за мужчиной, поэтому едва произнеся фразу, отступила на шаг, стрельнув взглядом, и подобно лани пошла прочь, тихонько постукивая гладкими кастаньетами.

Как и предполагалось этот мужчина не сумел избежать чар, которыми Вивьен, несомненно обладала. Перехватив ее порхающую руку, он остановил ноги легкое движение, заставив обернуться через плечо. Взгляды, сомкнувшись на мгновение, соприкоснувшись друг с другом, высекли искры, чиркнув кресалом. Что это?
Вивьен с интересом, слегка склонив к плечу голову, посмотрела на мужчину, который, по сути дела, был еще молодым человеком. Два пылких характера, которые скрывались доселе в расщелинах для страждущих, для тех, кто вечно ищет свой путь среди того, что подкидывает им жизнь, пересеклись на мосту. Разойдутся ли? Выживут ли? Кто знает, ведь все это предначертано, но не знать этого грешным душам, живущих под эдемом.
Волнующая волна мелкой дрожи скатилась с шеи, задержалась на талии и рухнула вниз, замирая где-то внизу, около стоп.
Рука слегка дрогнула, а тонкие пальцы, пусть и с загрязненными ногтями, трепетно позволили взять себя. В этом мире грязь и нечто светлое стояли так рядом, так близко с друг с другом, что нередко все это путалось, менялось местами, терялось для большинства. И это было бы, в общем-то нормально, если бы не было так грустно.
Губы, коснувшиеся мягкой кожи, казалось бы выжгли навеки там след, ожогом напоминанье оставив.
Говорит, что не врут? Конечно же, как могут карты врать, когда их раскладывает рука шаманки, приспешницы черта, дьявола, которая мало того, что занимается мелким колдовством, так еще и продает себя, так нарядно, сдержанно, но похотливо-поспешно.
Так что же в ней, все таки? Осталось все то, что было раньше? Не скрылось ли насовсем?
Нет-нет, осталось, вон, полыхнуло северным сиянием, падающей звездой в ее серо-голубых глазах, под длинными, черными ресницами, которые, как ни странно, натуральны, как и все то, что она предлагает.
- Идем же тогда, ночь коротка, а дел, иногда, бывает так много, приятель.
И Вивьен потянула своего избранника за руку вперед, углубляясь в темные кварталы, в которых так отчетливо был слышен дух ночного города, что даже страшно становилось, как такое возможно.
Асканка настраивалась на нужную волну. Асканка направляла себя на то, чтобы быть хорошей любовницей этому путнику на эту ночь. Тогда, возможно, он придет вновь. Она пыталась. Но ничего не выходило, радиоволны сбивались, помехи шебаршились и рушили гармонию. Нужное настроение струнами не подбиралось, нотами не искалось, рушилось ниже-ниже, не было причин зацепиться, найти ту самую изюминку, так ценную всеми. Сквозь пальцы, мимо глаз, не уловить никак.
- Откуда ты идешь, странник? Что завело в эти края? – Вивьен на секунду остановилась, отпустила руку мужчины и, развернувшись, пошла далее спиной вперед, аккуратно переставляя свои тонкие ноги в красных ботинках на каблучке. На губах играла игривая, лисья улыбка. Глаза изучали, цеплялись за кончики рыжих волос, что были редкостью, за изгибы жестких линий рта, за манеру движений. Вивьен определяла, ловила эти мгновения, чтобы определить того, кто нынче ночью будет делить ее ложе.
Завернутые лабиринты проходов между угрюмыми домами, могли бы, конечно, испугать, если не знать о том, кто здесь обычно ошивается и перебирается мелкими останками диктуя прозу жизни.
Вельветовая девочка была, пожалуй, рада, что вся ночь вычеркивается из списка, оставляя ее лишь одному, но желчью наполненное на половину сердце, так безудержно окисляло все происходящее, что нельзя было и сказать, что за чувства поднимаются в глубине души уличного Флер-де-Лиса.
Рука по прежнему держала кастаньеты, которые ловко перебивали ритм, между собой общаясь столь волнующими полу цыганское сердце звуками. В какой-то момент, около одного из окон первых этажей, из которого выбивался сноп слабого, мерцающего света от стоящей свечи на подоконнике, Вивьен остановилась. Горделиво вздернув нос, она топнула одной ногой, затем другой, каблуками перебивая ритм музыкального инструмента в руках, раскладывая его на камень дорог, стесывая их и подошву. Звон монеток, подвешенных к платью стал особенно звучным, и поворачиваясь на месте, Вивьен выглядела как настоящая испанская танцовщица, разве что не хватало ей яркого цветка в ее черных, как ночь, волосах.
Качнув бедрами и раз, и два, подбираясь по ритму, будто благородная лошадь, асканка сошла с места, резким, но одновременно отточенным движением вытянутой ноги вперед. Подобно пружине, ее вроде бы детское тело, было напряжено, а через ткань платья, которое идеально облегало само тело, было видно, как ребра то собираются, то расслабляются, как гнется позвоночник. И трепетно отбрасываемая тень ресниц на щеки придавала такой трагичности и без того печальному взгляду, что могло создастся впечатление, что еще чуть-чуть и девушка расплачется. Но то были лишь эмоции, рождаемые танцем, ритмичным движениям тела. Вивьен в танце преображалась, в ее всем образе что-то изменялось, рождалось то дикое, звериное чувство, которое так знают цыгане.
Внезапно, точно так же как и все это представление началось, Вивьен остановилась, тихо захохотала, запрокинув голову, обнажая тонкую шею, и пальцем поманила к себе своего клиента.
- Ну-ну, идем же.

Перемкнуло. Энергетические потоки замкнулись, потерялись, спутались. Все. Темнота. Нету больше света для нашего города, нечем освещать, спасать тех, кто боится темноты. Теперь, к сожалению, только я и ты – единственные любители этой черной бездны, бестии, что призвана пожирать неверных, глупых, самодовольных тварей. Гулкий гомон свечей, которые зажгутся где-то далеко на небосклоне, сладкий, ласкающий тело дурман…
Это все случилось неожиданно. Резко вжали в стену, совсем как это делали обычно, грязно, пошло…от чего Вивьен страдальчески изогнулась, стараясь смягчить принесенную ей боль, но вместе с тем, резко перестроиться в режим простой куклы, которая умеет хорошо давать.
Но ничего такого, что бы требовало это, не последовало. Как опьяненный зверь, он ластился, а может быть и наоборот ласкал, скользя по шее, судорожно сглатывая и почти не дыша. Что это? Мальчика довели до истошного состояния полоумия? Он держал грань, да, но она была настолько тонкой, что было сложно понять, как он все таки себя в руки взял. Не до конца правда. Короткий, но все же поцелуй был подарен с неожиданной мягкостью. Но, все это было бы очень к месту и, возможно, завело бы не на шутку, если бы на этом месте стояла не Вивьен, а хотя бы просто другая шлюха. Но так карты легли, что спутницей этой ночи, ночным мотыльком для этого мужчины должна была стать именно Вивьен.
Целовать проститутку вообще унижение. Поцелуй означает куда более интимное, чем тот же секс. Нет, конечно же, сплетение двух душ в потоке страсти тоже имеет свой сакральный смысл, но там так много этих «но», что невольно перестаешь отмечать всю полноту, который несет половой акт в своем начале.
Но несмотря на это первое правило, что «в губы не целуемся, все остальное можно», не раз Вивьен дарили поцелуи. Разные – спелый, яркие, страстные, слюнявые, едва заметные, кто был поскромнее. Она же – ни разу, никому, никогда и ни за что. Эта была ее твердая позиция, так плотно вбившаяся в молоденькую головку, что вылезать оттуда в ближайшее время не собиралась. Она позволяла себя целовать, осознавая, что иногда мужчинам это доставляет какое-то особой, немного извращенное удовольствие, а это означало…удовлетворенный клиент, лучше НЕ, который потом еще и подложит какую-нибудь свинью на стол.
И ради лишних монеток, которые иногда ей оставляли, Вивьен играла. Играла эту якобы страсть, которая спутывала ее мысли, которая заставляла прижиматься к мужскому телу, чувствуя невероятную отдачу, которая дарилась, которой орошались душевные, уродливые шрамы и растяжки. Может быть позже, когда девочка повзрослеет, но пока…
Она обнимала, скользила холодными руками по горячему стану, забравшись с одной стороны под все одежды, касаясь раскаленной кожи, ощущая жгутами свернутые мышцы преса, которые вьются, напрягаются, приводя это ловкое, без сомнения, тело в движение. Вор ли? Не слишком ли он тогда раскрыт? Значит не то.
Губы, призывно раскрывшись, так ничего более не совершили, кроме как еще в самом начале хриплый стон легких выдали, когда тело со стеной соприкоснулась не на дружественный манер. Эта реакция на простой танец, даже можно сказать, зарисовку, была так…так сильна, что Вивьен невольно вздрогнула от того, что с ней могло статься немногим позже, когда будут задернуты шторы и погашен весь свет.
Все прекратилось так же быстро, как и это все началось. Зверь, сидевший внутри этого мужчины, раззадорился и вышел на охоту. Не жди теперь пощады. Загоняя бедное сердечко, Вивьен тяжело выдохнула, следя за отходящим на шаг клиентом. Его глаза горели, он жаждал, он хотел поскорее ощутить ее сполна между простыней, дабы на утро уйти и больше никогда не вспомнить. Эти чертовы человеческие инстинкты, которые так много загубили жизней, были, по праву, самым страшным, что вообще могло быть в этой жизни – пленяющие искусители, мрази.
- Что ж, минчорро, давай, давай кутить всю эту ночью. А Флер-де-Лис тебе спутницей будет. Ах, эта ночь светла от твоего огня. Идем, ну же, идем скорее…
В один шаг разделявшее их расстояние Вивьен сократила за два небольших, совсем близко до этого, одного из всех тех, которые всегда были рядом с девушкой, которые всегда тенью нависали над ее хрупким станом.
Взяв рыжего за руку вновь, асканка повела его дальше.
- Так значит ты фаталист? И действительно веришь, что судьба, эта капризница, нас свела на эту ночь?
Вивьен коротко кивнула и, хохотнув, чуть обернулась, дабы он видел ее обнаженные в улыбке крепкие белые зубы. Они дошли довольно быстро, а когда обшарпанная, полинявшая от времени дверь отворилась со скрипом, который смешался со спящим дыханием дома, Вивьен тот час же открыла небольшим ключиком, который был спрятан между складок платья на крепкой веревке, дверь. Комната была небольшой, но весьма уютно обустроенной, с кроватью кованного изголовья и небольшим столиков около окна.
Девушка села на кровать и выжидающе посмотрела на мужчину, потом вскочила, покружилась, и «руки в боки, грудь колесом», с вызовом уставилась на рыжие глаза. И все улыбалась, чертова дочь.
- Чего желаешь, скажи мне, любовничек, не стесняйся своих желаний. Раз ты, говоришь, Судьба свела, суждено и мне ей поддаться, под тобой прогнувшись. – волчьи искры во взгляде. И вроде сразу потухло.

Как иногда интересно бывает, сколько горечи проливается ненужным потоком бессмысленных фраз и слов, сколько действий совершается на грани разрыва с реальностью. Все это прописные истины, которые черным по белому вызжены на дне подземных рек, чьи русла ведут прямиком в адовы рощи. Не знать тем, кто по этим водным дорогам плавает самого главного - стоит лодке лишь перевернуться, потерять равновесие, как на веки вечные ты обратишься в пыль, доселе никем не виданную. Развеешься мертвым ветром на юг, дальше за горизонт, разобьешься в мелкие песчинки и потонешь в море, через миллиарды лет превратившись в морское дно.
И сейчас бы Вивьен рассыпаться биссером перед этим мужчиной, рассказать о том, как тяжела ее судьба, надавить на жалость, мол сиротка, бедная она и несчастная. Но нет...нет. Не сейчас, не сегодня. Это был обычный клиент, это был...ох! 
Талианец!
Мужчина скинул плащ и, о боги! - за его спиной дернулись с шуршанием крылья, пыльные, но самые настоящие, большие. От удивления Вивьен на секунду даже глаза распахнула - талианцы конечно заглядовали иногда в кабаре, но ей никогда не доводилось радости иметь такого редкого клиента. Банальное детское любопытство охватило девушку, ибо ей было интересно, как это все будет происходить, ведь все таки крылья...
В голове возникло сразу куча вопросов - а как он спит? А как он это, а как он то? Но задавать их Вивьен было как-то стыдно.
Тонкий псевдо шелк вороха тканей должен был, по идее, спасть занавесом с гибкого тела, но такого не последовало- клиенту было угодно вдруг поговорить по душам. А этого Вивьен не любила, потому что ее душа была порой настолько темна для нее самой, что позволять другим в ней копаться было бы варварством - мало того, что тело продавала каждый раз, а тут еще причины узнать желают. Ну не дикость ли? 
Девушка отмахнулась рукой от облака горького дыма и кашлянула в руку. Значит до дела так и не дойдет? Тем лучше, хотя бы следов чужих искушений меньше будет. 
Но все таки лицо болезненно исказится, когда больную струну заденет неловкий собеседник. Вивьен не любила разговор про причины, значения и особенно ее возраст. Отрывками ее жизнь была до лет 19, потом вроде все просветлело, но вновь померкло. Все кувырком, в дребезги все детство. Цельности никогда не было, да и сама девушка не пыталась ее восстановить, прекрасно понимая, что лишь больше времени потратит на это. Поэтому предпочитала не останавливать свой изнуренный взгляд на прошлом. Она, на самом деле, вообще его боялась, тщательнейшим образом избегая тех открытых прорезей и дыр, через которые можно было разглядеть какие-то моменты.
- Не стоит вспоминать то, что было.- короткая пауза, - Цыгане однажды пленили меня, пленили и увели в этот край. Так все и понеслось.
Кротко улыбнувшись, Вивьен щелкнула кастаньетами, отгоняя навязчивую мысль от себя, которая порхала подобно мотыльку, кружа и паря вокруг, чудя чудные узоры и запутывая что-то внутри. Сейчас легче было бы дать этому мужчине того, чего он больше всего хотел, ведь глаза его все же так сладко оставливались на изгибах тела, в желании поскорее имиовладеть. Но выходило все так, что никто никого удовлетворять этой ночью не собирал, а откровения были пыткой сознания, внутри все сходило с ума и в желании обрести покой, столь сакровенный, Вивьен опустилась на колени перед мужчиной, мягкими движениями разведя его ноги в стороны.
- Быть может, мне самой судьбой предначертано быть эдакой putain, откуда тебе знать, ты же чужеземец.
И опять этот дикий взляд, волчий, горячими волнами обдающий. Вивьен коснулась щекой внутренней стороны бедра, которую обтягивали пыльные брюки, и как будто приластившись, закрыла глаза. На секунду всего. Открыв их, девушка чуть потянулась вверх, как будто бы просила поцелуя, на самом же деле в искусном заговоре сплетая свои наилучшие качества.
- А что, охотника потянуло на откровенность? Устал ночи коротать в безмолвных стонах?
     

Отредактировано Вивьен Нуар (08.07.2010 05:58:55)

Вивьен любила, когда ее ласкали, когда с оттенком восхищения и желания проводили широкой, мужской ладонью по изгибам молодого тела, когда пытались ее почувствовать больше, чем изнутри. Она любила это всей душой и лишь больше к этому привыкала, тянулась. Но очень часто себя останавливала, понимая, что отношения между клиентом и его съемной девушкой не могут зайти выше банального «переспать». Ее, так скажем, соратницы по этому трудному делу часто предостерегали от постоянных клиентов, так как иногда и в таких, на их жаргоне, «вхайдокаться» не сложно. Вивьен такого наречия не понимала, а когда понимать начала, презрительно сморщила нос – мол, все таки, нельзя же падать так низко, пусть хоть что-то в тебе высоким останется.
И сейчас жадно требуя большей ласки, но в то же время искушенно выжидая, Вивьен, расстегнув рубаху и отбросив ее прочь, водила ладонями по торсу талианца, который в эту ночь, по его словам, решил спасти ее душу.
Неужто ее ангел-хранитель? Наконец-то дорогу нашел? Столько лет плутать – бедняга! Изголодался вдвойне, поэтому свой долг перед ним надо выполнить втройне хорошо, а затем отпустить на все четыре стороны.
Вивьен не любила как таковых супергероев, которые периодически появлялись в ее жизни и кричали о том, что они ее спасут, вытащат из этой дыры. Трахали ее пару ночей подряд, хорошо так, основательно, как говорится, с душой, а затем исчезали. Как будто и не было их вовсе.
Поэтому ко всем этим проявлениям якобы широкой души Вивьен относилась отрицательно, с недоверием и опаской, предпочитая их принимать по боку своему, дабы зря своими нервами не рисковать.
- Душу мою только жаркое чувство вытащит, распыляющее, сметающее все преграды на своем пути…
Голос приторный, тихий и перекатистый, как будто бы маленький кубик льда перекатывать языком, ненароком ударяя его о зубы. Руки движутся вниз, ниже, расстегивают пуговицы на штанах, Вивьен пошловато так закусывает нижнюю губку, мол, ах! Давай же!
Кажется даже в комнате душно стало, жарко невероятно, шея под тяжелой копной волос мокнет. Ан нет, не так все просто у нашей нимфеточки – быстро спрыгивает с колен и становится за спину своего клиента, начинает умелыми своими руками разминать тому шею, плечи, эти особо болезненные мышцы, аккуратно разводит в сторону крылья, ощупывает грязные перья, по цвету похожие на ржавчину, бежит за кувшином с водой, который наливает каждый вечер прежде чем нырнуть ночной бабочкой в жизнь темного города.
Начинает смывать с каждого перышка грязь, пыль, прилившую дрянь, как будто бы длинные волосы расчесывает, приводит в порядок. У основаниях крыльев, которые прямо, кожу разрывая в лопатках, ненароком то рукой проведет, то влажной губкой, а то и вовсе мягкой щекой коснется.
- Твои крылья – ты вовсе их не используешь? Разве не призвание талианцев по небу летать, гордо взирая на нас, тварей ползучих, с высока?
Заботливо вьется, вьется около этих огромных опахал, внедряя в их ржавчину рыжий огонь, блеск, ощущение какого-то величия. Если бы еще кто-то здесь ее саму мог точно так же привести в состояние новизны, убрать эту шлюховатую потасканность. Кто бы мог в сердце ледяное, неживое залезть, завести механизмы, да вытолкнуть его наружу, поближе к грудной клетке, чтобы хоть была мотивация стремиться к верхам, ан нет. Никого нет поблизости, кто бы мог эту сложную миссию выполнить. Ведь сердце девочки, на самом-то деле, так легко и просто зажечь.
А нимфетка тем временем почти закончила банную процедуру для крыльев, в мягкости их утопая, распушившемся пухе ласкающим поверхность кожи наслаждаясь.

С невероятным восхищением Вивьен смотрела на мужчину, который стоял посреди ее комнаты, раскинув свои огромные, потрясающей красоты крылья. Будучи еще ребенком где-то в душе, девушка видела в этом персонаже потрясающую мощь и силу, а самое главное – что-то сказочное, невероятное, легкое и способное унести в страну бесконечных грез. Она поддалась искушению, любопытству, посмела подумать о таком, что нельзя думать личностям таким, как она.
Она хотела. Безумно этого хотела, но продолжала себя сдерживать, будучи все таки умной и смекалистой, понимая, к чему это может привести. Сердце замирало, впервые как-то очень быстро забилось, стушевалось, потеряло обычный свой темп, а теперь заставляло учащенно дышать.
Вивьен, малютка, если бы хоть кто-то знал как сильно ты желаешь вздохнуть полной своей грудью ночного, холодного воздуха, как свободы руку желаешь получить! Но все оставались лишь при своем мнении, что стоит этой девочке по гланды, да и еще чего-нибудь, так сразу ей легче станет.
А сейчас еще откровенная искра бьет, чуть ли не по рукам, чувствуется, как притягивает и, пожалуй, Вивьен вовсе бы и не отказалась бы переспать, так мало того, сделала бы это охотно, с редким удовольствием. Но сейчас ей хотелось другого.
- Ты сможешь…меня наверх поднять? – фраза, с короткой паузой в середине, с придыханием.
Да, Вивьен невероятно хотелось полететь, все выше и выше, глотнуть этого невероятного ветра, силу которого лишь слабо представляла по рассказам тех, кто мог и имел возможность подняться на крыло. А теперь перед ней стояла потрясающая возможность исполнить это желания, хотя внутри все разрывалось – на равнее с детским чувством было то, животное, которое вместо этого хотело завалить талианца на кровать и позволить, либо быть изнасилованной либо изнасиловать самой.
Но все таки то доброе побеждало, Вивьен не могла удержаться, не могла потерять такой потрясающий шанс. А если бы упустила бы, променяв на обычную еблю, то никогда бы себе не простила. Ведь что значит все это земное, по сравнению с небом, бесконечным, высоким?...
Ничего, правильно. Так что Вивьен подошла к талианцу только для того чтобы застегнуть его штаны, провести руками по левому крылу с двух сторон – руки даже дрожали от того ощущения, которое билось запертой в клетке птицей в груди.
И чем больше Вивьен восхищалась, тем больше она становилась ребенком, тем больше ее обычно такие холодные глаза таяли, становились теплее и…ох! В них стояли слезы.
Девушка чуть не плакала, а губы, чуть заметно подрагивали – в ней вспыхнуло то чувство, которое называется жалостью к себе, но которое иногда бывает таким справедливым и верным – заваленное на косу продажных утех детство, лишенное вот таких вот сказок про приходящих хранителей, с огромными крыльями, сейчас оно стало реальностью, на которую можно было не только смотреть, но и которую можно было погладить, коснуться этого вспыхнувшего огня.
Тихо она всхлипнула, стараясь это как-нибудь да скрыть, но в конце концов, уткнувшись лбом в плечо своему как бы клиенту, разрыдалась.
И плакала она настолько искренне, настолько чисто и по-детски, что невозможно было бы в это не поверить. Изнутри ее как будто бы болью скрутило и никак она не могла остановить поток слез, которые вырвались, которые вырвали стоны не от страсти, а стоны страданий долгих, невероятных.
И больше всего ей хотелось бы сейчас оказаться рядом со своим конем, Вереском, который хотя бы привык к ней. А здесь, она рыдала в плечо незнакомцу, своему клиенту, который купил ее на эту ночь добровольно, а она, вместо того, чтобы быть такой из себя привлекательной, ревет и ничего не может с собой поделать.
Внезапно волна резко спала и Вивьен почувствовала облегчение. Как будто бы отпустило, но не совсем. Что-то внутри болело, такое непонятное, странное, но приносящее непонятно-сладкую боль.
И было ей стыдно. Стыдно, за то, что дала слабость, за то что разрушила портрет такой порочной, но в то же время неприступной девочки. Именно девочки, потому что даже девушки умеют себя держать в руках. И поплывшая тушь, которую Вивьен принялась украткой вытирать, оставалась на руках черными разводами.
Смущенно подняв глаза на клиента, она даже как-то посуровела, будто бы он был во всем виноват, будто бы он стал причиной ее истерики.
- Пожалуйста, хотя бы просто покажи, как вы летаете.
Тихо произнесла Вивьен и вроде бы ставший уже привычным бархатистый говор исчез, оставив сдавленному, сиплому голосу место.